Тексты пьес

«Светланушка, после последнего нашего разговора мне очень тепло и хорошо стало. Как никогда. Наверно. Потому что я не совсем хорошо владею русским языком. А может, потому, что мы вечно заняты, может, потому, что никогда не писал, что думаю, чувствую. Что такое радость в сердце, что такое каждая минута, в которой живешь ты, ведь это очень многое. Я знаю, что у меня эти чудесные мгновения не проходят даром. Где-то улавливаются в стихах или во всем творчестве, но это все для меня. Ах, как вернуть тебе то, что я от тебя получаю. Для того, кажется, не хватит ни слов, ни таланта».
Он даже сам не понимал, как много он мне возвращал. Он возвращал мне веру в жизнь, он возвращал мне то, что нельзя складывать руки, что надо всегда идти вперед, даже если очень трудно, даже если вокруг очень плохие люди.
«Итак, я приближаюсь к будущему стихотворению. Я люблю жизнь, я родился для жизни. Мне нравятся люди, все отдающие для жизни. Вся моя природа зовет меня быть таким человеком. До написания стиха может пройти немало дней, я не хочу, чтобы они были пустыми. Когда я каждое утро выхожу во двор, меня встречают не только моя улица, мои соседи, но и весь мир, кишащий, бурлящий, полный самых разных проблем».
«Ты еще жива? Я жив. Но очень давно не слышал тебя, и мне не хватает твоих слов. Что нового у тебя? Работаешь? Веселая? Я все пишу. Но вот и книга стихов, и повесть на русском языке опаздывают, и я не могу порадовать тебя. Посылаю хотя бы статью из республиканской газеты. Ничего интересного, но все это очень от сердца. Отзовись».
Все, что я говорила о нем до этого, это было из статьи в республиканской газете. Он прислал мне ее, как только она вышла.
«Светлана, спасибо за новые краски, какими ты обогатила 1973 год и меня тоже. Поздравляю с Новым годом». 1973 год — это год нашего знакомства, наших съемок, нашей встречи. «Еще до телефонного звонка буду знать хорошую весть, буду знать, что кто-то ко мне спешит. И напишу стихотворение, может быть, веселое, а может быть, и грустное, может быть, о радости, а может быть, о боли, может быть, о любимой женщине».
«Сколько лет, сколько зим, почта изменница. Я все ждал весточки от тебя, а ты ждала от меня. Спасибо, что позвонила. Теперь легче жить. Прошло лето. Концовка была хорошая и погода хорошая. А теперь осень. Моя самая любимая осень. Она очень дождливая. Но все равно осень — моя пора. Очень хорошо пишется осенью. Вышла книга «Часы не останавливаются», второй выпуск. Высылаю тебе на память. Эта книга недавно и на эстонском появилась. Но имею только один экземпляр и не могу поделиться с тобой. Уже издательство печатает мой сборник стихов. В начале будущего года тоже подарю тебе. А наш толстый журнал, наконец, напечатал мой роман, в первом и втором номерах этого года. Скоро выяснится, может быть, моя повесть «Три пальца», которая была напечатана на литовском языке в прошлом году, будет переведена на русский. Кое-что пишу теперь, но это будущее. А так бывает всякое. Иногда смотрю спектакли, бываю на всяких собраниях, встречаюсь с читателями, даже иногда пою. И все время люблю тебя. В душе как-то очень хорошо, когда подумаю о тебе. Значит, ты мое солнышко, а не я твое. Ответь».
Я ему звонила иногда даже два раза в день. Перед уходом на работу, чтобы мне потом легче жилось, и после, когда одолевали неприятности. Я никогда не говорила ему о том, что у меня с работой. Я говорила только хорошее. Но самое главное, это то, что он говорил мне. И как он мне помогал жить. Это удивительно. Это была особая связь. Я ощущала ее в его письмах.
Только один раз Йонас попросил — не могу ли я сделать ему командировку в Москву. И придется сделать гостиницу, и обязательно в центре, чтобы он мог побывать во всех театрах. Муж моей сестры Лёва Аракелов был необыкновенной доброты человек. Это он устроил гостиницу «Москва», там были очень хорошие лифты, которые подымались прямо до самого его номера. Он устроил ему билеты в Большой театр, во МХАТ, в Малый и в «Современник». Йонас пошел даже в Третьяковскую галерею. Что значило для него пройти по Третьяковской галерее? Когда в основном идешь на костылях, а не на ногах, которые лишь третья точка, на которую опираешься. При этом дикая боль в руках, которые тоже больны. Я ему все время говорила: «Хватит!» А он? «Как, а до Репина мы не дойдем?» Тогда Репин был почти в последнем зале, и он дошел до Репина. И он был переполнен всеми этими ощущениями, он не мог прийти в себя. И только все время говорил: «Неужели я здесь был? Неужели я все это видел?»
На следующий день мы проводили его на вокзал. Он стоял на площадке на своих костылях, он не хотел уходить, пока не тронется поезд, и мы не помашем ему рукой.
«Я тебе звонил, а ты уже была в Молдавии, а поговорить хочется. Пишу, зная, как ты много работаешь, но все же хочу сказать, как трудно было расстаться с тобой. Мы до Вильнюса добрались хорошо. Я все время думал о Москве, о тебе и о многом, многом. Все еще хочу поблагодарить тебя за доброе сердце. Спасибо, Светланушка. И Леве тоже. У нас уже весна. Вчера был в Поневежице, где и ты была. Там литературные встречи были».
Я была в Поневежице, когда мы делали «Нашу биографию». Но об этом позже.
Еще одно письмо из Вильнюса.
«Любимая, добрая, с тобой всем твоим близким должно быть очень хорошо. И твой муж, я думаю, на меня не обижается. Ты очень веселая, очень ласковая. С тобой очень хорошо, даже когда ты так далеко, и мы так мало знаем друг о друге разных фактов, но только фактов. А где-то выше, кажется, знаем все. Вот такой ты для меня человек. Я думаю, для тебя, для твоих близких ничего не случится, если я буду любить вот такую Светлану. Любить на расстоянии».
«Пишу с большими ошибками, даже стыдно писать. Но ты позвонила, и у меня такая революция, что не могу молчать. Спасибо за все. И извини, что не умею говорить по телефону. Говорю чаще всего такую чепуху. А слова, которые хочу сказать, так и остаются несказанными».
Йонас очень многое сказал мне в своих стихах, он мне прислал целую подборку своих подстрочных переводов. И я отнесла их в журнал «Юность», просила, чтобы нашли поэта, способного сделать перевод. Но в это время в «Юности» шли бурные события, снимали главного редактора. И в этой суматохе стихи потерялись. Самое главное, что они вначале исчезли и у меня, написанные им от руки. Я очень долго их искала, пока не могу найти. Запомнила только одну фразу: «Ты как скрипка Страдивари на моем плече, и от тебя идет музыка». Но он, его образ, останутся для меня на всю жизнь. Потому что такая дружба очень многое дает и одному, и другому. Вот нашла еще один листок:

Такое обилие юности,
Такое обилие поэзии,
Такое обилие звонкости и глубины.
Коснувшись губами,
Можно взлететь высоко-высоко…
Ты — словно лучшее мое стихотворение,
Которое я, знаю, должен сочинить.
И как все, самое лучшее,
Должен буду другим отдать.

Еще одна программа — условно назовем ее «Криминал». Мы с Тамарой Бокаревой поехали в Люберцы — сняли три судебных дела несовершеннолетних. Я рыдала за пультом, когда слушалось дело пятнадцатилетнего подростка, который был оставлен родителями (занятыми работой, младшими детьми) на произвол судьбы. А «свято место», как известно, пусто не бывает, и его занял 45-летний красавец, хитрый мужик, отсидевший в общей сложности двадцать лет. Он его увлек уголовной романтикой, и парень стоял на «шухере», когда он и еще один подельник избили и ограбили пьяного. Мы всей бригадой так за него болели, а он плакал и просил прощения у родителей, и ему, слава Богу, дали условный срок.
Еще одно дело, когда интеллигентный парень, занимавшийся в музыкальном училище, пырнул ножом своего товарища. И на первом допросе сказал, что ему было интересно, как «трещит мясо человека, когда в него вонзается нож»… Тут мы были за самый суровый приговор. В студии за круглым столом мы собрали юристов, педагогов, старшеклассников и их родителей. Показывали фрагменты судебных процессов — а дальше шло обсуждение. Вел это ток-шоу Михаил Матвеевич Бабаев — высококлассный юрист, профессор и вообще очень обаятельный и с большим юмором человек. Когда мы закончили съемки, он подошел ко мне и редактору: «Я хочу подарить вам свою визитку». И протянул нам большую плитку шоколада. Она называлась «Бабаевский». С нашей легкой руки он потом довольно долго вел передачу «Человек и закон». А я получила еще одного друга.
С 1968-го до 1977-й год я занималась публицистикой, делала публицистические спектакли, но не только. Помню, появилась статья Константина Симонова о мальчике трактористе, фамилия его была Мерзлов. Он пожертвовал своей жизнью, спасая хлеб. Мы поехали к Константину Симонову, взяли у него интервью. А потом поехали под Рязань, в ту деревню, где погиб Мерзлов. Мы были у его родителей, были у его товарищей, были у его беременной жены. У всех брали интервью, получилась очень интересная программа. Был создан живой портрет этого удивительного мальчика. Кстати, тогда под Рязанью я познакомилась с рязанскими кружевницами — в селе Михайловское. Там существует единственная в России фабрика плетения цветных кружев. Это необыкновенной красоты кружева. Потом я поехала снимать материал об этих кружевницах и сделала о них программу. Позже, когда я ушла в Музыкалку, я привозила их на «Огонек».
Я обязана «Молодежной» знакомством с удивительными людьми. Был юбилей «Комсомолки», мы делали программу, пришли люди, о которых писала «Комсомолка» — ученые, актеры, писатели, журналисты.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49