Тексты пьес

Песню сняли. Ребятам закрыли путь на телевизионный экран. Бывали и такие вещи.
Позже я сняла с ними целый Таривердиевский цикл на стихи М. Светлова. Они это сделали прекрасно. Вот такое маленькое эссе о Таривердиеве.
В Красной Пахре он влюбился в мою приятельницу. У них был необычайно красивый роман, оба ходили такие счастливые. Светлая, прекрасная молодость! А вокруг светлая, звенящая русская осень.

СТАРЫЙ НОВЫЙ ГОД
Руза с первого по тринадцатое
Я закопал шампанское
под снегопад в саду
выйду с тобой с опаскою
вдруг его не найду
Нас обвенчает наскоро
светлая коронация
с первого по тринадцатое
с первого по тринадцатое…
Андрей Вознесенский

Я вообще люблю природу России, ни с какой другой страной, а ездила я много, ее даже сравнивать невозможно. Причем во все времена года: эта необыкновенная свежесть и девственность весны, и все краски лета, и грустная прелесть осени, и белоснежная бескрайность зимы. И для меня все эти видоизменяющиеся времена года ассоциируются с Рузой, вернее, с нашим домом творчества «Актер», который расположен на слиянии двух рек — Рузы и Москвы-реки, в смешанном лесу — от моих любимых до боли березок до елей, лиственниц, дубов.
Зимой, в январе, у всех театров бывают отгулы за напряженную работу — по 3 спектакля в день — в школьные каникулы. И вот на 4—5 дней в Рузу съезжаются все актеры. Самое прекрасное там — это встреча старого нового года 13 января. Зимы тогда были морозные и очень снежные. Днем мы шли в лес, выбирали спою елку и хороводом вытаптывали вокруг нее снег, а он иногда доходил до колен. Мы — это Павел Хомский с женой Наташей. Юрий Саульский с женой Валей, Евгений Киндинов с женой Галей, мы с Гришей и еще несколько человек. Мы украсили нашу ель, стащили в доме отдыха поленья, потом бензин, разожгли костер, шампанское и водку опустили в снег, на костре жарили шашлык из сарделек, потом прыгали через костер, а одна немецкая журналистка, перепрыгивая через огонь, поцарапала себе ногу и смешно причитала: «Ох, эти русские, эти русские. Все у них не как у других — два новых года, два Рождества, а тут еще кровь мне пустили». А потом на даче у Саульского мы плясали до пяти часов утра. Раскаленная изразцовая печь, и мы тоже были раскалены. И жизнь была удивительно легкой. Потом мы гуляли в лесу, играли в снежки. И из всех номеров высыпали актеры, мы водили хороводы, пели и плясали до самого утра. И было удивительное ощущение счастья и близости всех окружающих.

И еще о Рузе… Рядом со столовой располагался зал. На столах — самовары и настольные лампы, за буфетной стойкой — легкие напитки, а в центре — круглая эстрадка, где стоял рояль. Тогда в соседнем Доме творчества композиторов были только отдельные коттеджи, и люди были разобщены, поэтому в нашем «Угольке» каждый вечер собирались еще и композиторы, играли на рояле, импровизировали, кто-то пел, кто-то просто отдыхал. Стояла чуть грустная золотая осень. Мы были очень молоды, и к нам пришли в гости такие же молодые композиторы. Я знала только одного Игоря Якушенко. Говорили о песнях: что хорошо, что плохо. Я стала напевать свою любимую песню «В этом мире, в этом городе…». Смотрю, напротив сидит человек, и я вижу только его восторженные глаза. А я расхваливаю песню, говорю, что считаю ее самой лучшей. Человек через стол целует мне руку: композитор Александр Флярковский, это была его песня. И между нами вспыхнула искра. Целый вечер мы говорили о музыке. Ему надо было уезжать в Москву, «но завтра в девять часов я приеду…». Я плохо спала ночь, очень длинным казался день, а вечером он не приехал, но я то уходила от калитки, то возвращалась опять. В двенадцать часов ночи вижу: приближаются фары. И опять мы полночи гуляли и говорили о музыке. А утром я должна была уезжать. «Я отвезу Вас в Москву». Какое-то неведомое чувство опьяняло нас. Утром мы еле доехали до Москвы — такое электричество исходило от каждого прикосновения. Что это?! Ведь ничего не было — только это опьянение музыкой, осенью, друг другом. В Москве мы больше не встречались. Что это было? Не знаю. Но потом его музыка мне всегда помогала жить.

НАША ЛЕГЕНДАРНАЯ «МОЛОДЕЖНАЯ»
«Поколение Икс». Микис Теодоракис,
Борис Васильев. Рожденные революцией.
Павка Корчагин
И если нас доконает служба,
Иссушит боль иль собьет вина —
Нам будет донором наша дружба,
А группа крови у нас одна.
Андрей Дементьев

Итак, я ушла из Театра Пушкина, потому что в театре можно работать, если только ты главный режиссер. Тогда ты можешь самостоятельно мыслить, что-то пробовать. А иначе тебе становится в театре душно.
Я всегда рву решительно и сразу. Я сказала: «Ухожу из театра». И тут же, наверное, это судьба, на улице встретила Володю Храмова, который окончил ГИТИС на несколько лет раньше меня. Он уже работал на телевидении главным режиссером в молодежной редакции. Вернее, тогда еще не было молодежной редакции, а существовала детско-молодежная, в которой был молодежный отдел, где и работал Володя.
И он сказал мне: «Если у тебя есть какие-то идеи, — приходи». Я пришла. И считаю, что попала в золотой век телевидения, потому что председатель Гостелерадио Месяцев тогда занимался какими-то общими вопросами, а художественным вещанием занимался Георгий Александрович Иванов — пусть земля ему будет пухом.
Это был потрясающе талантливый, творческий человек, понимающий, что телевидение только пытается стать на свои тонкие ножки, и надо давать людям возможность пробовать, осуществлять свои идеи. И он нам давал пробовать все, что мы хотели… Про себя могу сказать: в первый период своей жизни на телевидении я делала все, что задумывала. Другое дело, что-то получалось лучше, а что-то — хуже. Но все свои идеи я осуществляла.
Нельзя не вспомнить, как тогда принимали на телевидение. За огромным столом сидела многочисленная квалификационная комиссия — все главные режиссеры и главные редакторы всех редакций телевидения. Они задавали разные вопросы: их интересовало и наше мировоззрение, и мысли. Спрашивали, что мы хотим делать, что мы умеем как режиссеры. Когда же я сообщила, что пять лет проработала у Бориса Ивановича Равенских, они сказали: «К этой женщине у нас больше вопросов нет». И меня взяли.
Я пришла с совершенно определенным, точным видением публицистического театра — этого мне так не хватало на прежней работе, и я очень хотела самовыразиться именно в этом. И нам пошли навстречу. Позже даже сделали такой отдел. Мы назвали его «Студия «Публицист». Очень талантливый редактор Тамара Бокарева возглавила, а я стала художественным руководителем.
Программа называлась «Студия «Публицист» обсуждает». Делалась она в самой большой тогда студии на Шаболовке. В центре ее был сооружен ринг, как боксерский, и освещался двумя огромными прожекторами. Всю остальную площадь студии занимала молодежь из университета, из театральных вузов, Литературного института.
Мы рассматривали очень острые морально-этические проблемы, а не политические, и делали из них публицистическую пьесу, в которой участвовала целая труппа молодых актеров из Театра Пушкина, откуда я и пришла на телевидение. А поскольку муж мой работал в Театре юного зрителя, то была задействована молодежь и оттуда, также у нас была вся молодая Таганка и Центральный детский театр. Молодые, чудесные, выразительные лица и безумная жажда работы!
Программа шла в прямом эфире. Актеры играют куски нашей пьесы, и на каком-то переломном, самом остром событии раздается гонг журналиста, и он начинает ток-шоу с ребятами, выясняя, что происходит на сцене и почему.
Молодежь, присутствующая в студии, очень бурно это обсуждала и предлагала свои пути развития поступков того или иного действующего лица, события или сюжета. И актеры тут же начинали импровизировать на предложенную тему. Опять раздавался гонг, и опять шло обсуждение. Если проблема была серьезной, то действие могло останавливаться и обсуждаться четыре-пять раз. А в конце актеры играли тот финал, который был самой жизнью. Это была очень интересная программа, самые первые на телевидении ток-шоу «Студия «Публицист» обсуждает» (1966—1967 гг.)
Забегу немного вперед.
Программа эта шла «на ура» до тех пор, пока не сменилось руководство. Как только пришел товарищ Лапин, он вызвал редактора Тамару Бокареву и сказал ей: «Если вы считаете, что в нашей стране есть недостатки, то скажите об этом мне, — тут он указал на белый телефон прямой связи с Кремлем, который стоял у него на столе. — А я, — тут он опустил руку на телефон, — передам Леониду Ильичу об этом».
Потом он вызвал меня и сказал: «Мы будем эту передачу делать так: вы снимаете (это значило, что она уже не пойдет «живьем». — С. А.), а когда снимете, то приносите мне. Мы с вами ее отсматриваем, вырезаем то, что не должно появляться в эфире, и только потом показываем зрителю».
Я ему говорю: «Георгий Александрович, как же так можно? Это же живое обсуждение. Ребята обсуждают то, что здесь и сейчас сыграли актеры. И актеры на основе их обсуждения импровизируют. Как же можно вырезать какой-то кусок?! Сразу будет видна фальшь».
«Ну, значит или будет так, как я сказал, — предупредил он, — или я эту программу закрываю». И он закрыл эту программу. Но это было чуть позже. Я же хочу вернуться назад и рассказать подробнее о той редакции, в которую пришла.
Молодежная редакция на Шаболовке тогда была еще частью редакции детско-юношеского вещания. Чтоб стало ясно, что это была за редакция, назову только несколько фамилий: Евгений Габрилович и Дмитрий Оганян, Тамара Бокарева, Игорь Беляев, Лариса Маслюк, Лера Третьякова, Кира Прошутинская, Володя Соловьев, Толя Лысенко, Маргарита Эскина, Лена Журавлева, Галя Свечеревская, Марьяна Краснявская и Белла Сергеева, Лора Кислова, Саша Масляков и многие другие.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49