Тексты пьес

Просторный дом из вековых сосен, действительно, производит необычное впечатление.

Эльза, жена внука Юлия Геккера:
… Дорогой, многоуважаемый дом! Сегодня тебе исполняется семьдесят лет…
Это она разучивает праздничный тост, расхаживая по садовым дорожкам.
Эльза:
…ты видел много радости, и много горя. Каждое твоё брёвнышко это история. И сегодня я хочу тебе пожелать, чтобы ты жил ещё долго-долго.  Чтобы ты защищал нас и в дождь, и в холод. Чтобы в тебе всегда звучала музыка. Всегда!
Эльза радостно по-детски смеётся. Вместе с ней неподдельно смеётся и Юлий Геккер, наблюдающий за репетицией.
В детстве у Юлика был абсолютный слух, его прочили в музыканты. И вдруг в семь лет после менингита мир обрушился и замолчал. Для матери скрипачки и для отца — знаменитого пианиста глухота сына представлялась страшной безысходной бедою. Но Бог сотворил чудо. В мальчике проснулся необыкновенный талант художника. И вот сейчас, в честь праздника, он готовит свой вернисаж. Готовит прямо в саду.
На веранде репетирует другой внук Геккера — Алексей. Он  представляется в роли «домового». В холщовом рубище и в маске.
Алексей:
Кто лучше всех знает историю этого дома? Домовой..!
Тут он явно недоволен интонацией и на все лады повторяет свой монолог:
…Пока дед собирал по всей Америке деньги для голодающих в Поволжье, всё было «Окей». А когда он с Господом Богом к властям сунулся, его чуть было не посадили. Документик есть. От самого наркома Чичерина  в ОГПУ,  самому Ягоде. Но на первый раз простили…

На стене портрет Юлия Геккера, написанный по памяти дочерью Ирмой. В рамке одухотворенное, прекрасное лицо, голубые наивные глаза Юлия.
На веранде за самоваром идет бурное обсуждение. Три сестры — Марселла, Ольга и Вера с племянником Алёшей решили выпустить «стенгазету», посвященную юбилею дома. Подбираются фотографии из семейного альбома, вспоминается история…
-  Наш папа был мечтателем.
-  Нет, он был очень практичный человек…
- Да, какой дом построил!
- А еще раньше, как он ездил по всей Америке, чтобы        собрать средства…
- он приходил домой последнее время всегда расстроенный. Говорил — того взяли, потом этого. Очень удивился, когда взяли Радека.
-  Он считал, что это какое-то вредительство. И Сталин     ничего не знает.
-   Я как-то спросила, папа, а тебя могут взять? Он сказал — не знаю. Я ничего не понимаю…
- Однажды я проснулась от ужасного крика. Это папа стонал во сне…
- А когда папу взяли, у него на столе лежало письмо Сталину, которое он не успел отправить…

По приговору «тройки» Юлий Геккер получил десять лет без права переписки. И только недавно они узнали, что это означало на языке сталинских инквизиторов немедленный расстрел «врага народа». Как ни странно, саму семью тогда не тронули.
В столовой стоит старинный шкаф с зеркальными стеклами. За столом Марселла, она  продолжает рассказ:
…Через несколько дней пришли описывать вещи. Один из них подошел к шкафу, открыл дверцы, постучал по стеклу и сказал: «Это очень хорошо пойдёт. Очень хорошо! Ведь это же хрустальное стекло. Очень хорошо пойдёт». Но нас не волновали эти вещи, если мы потеряли отца. Снявши голову, как говорят, по волосам не плачут….
Пляшет Домовой. Юлик подтанцовывает брату. Даже не верится, что он ничего не слышит. Никогда!
Внизу, под деревьями застыли удивительные картины в стиле Брегеля. Когда-нибудь эти картины назовут «гениальными».
Вера Юльевна, у рояля рассказывает свою историю:
… Я училась в Москве, в училище при консерватории. Родителей арестовали, вещи описали, надо было как-то спасать рояль. Конфискуют рояль — на чем я буду заниматься?
/трагически звучит первая нота гаммы, которая будет сопровождать весь рассказ/
… Мои старшие сёстры написали письмо Валерии Барсовой. Это была знаменитая артистка Большого театра. К тому же она была еще депутатом. И она помогла. Рояль вычеркнули из описи. Но мы боялись, что всё это ещё может повториться и решили спрятать рояль у знакомых… Началась война. И 10 сентября 1941 года нас сестер арестовали и выслали. Через пять лет была ссылка в Караганду навечно. Через три года, я работала в шахте рабочим, появился указ, по которому разрешалось объединять семьи, разбросанные во время войны. Мне разрешили переехать в Ленинск-Кузнецкий к сестре. В городе однажды я увидела музыкальную школу. Я  зашла. В то время педагоги были очень нужны и директор меня буквально схватил. А потом 1954 год и вдруг реабилитация. Всё снимается. Я — свободный человек. Когда я переехала в Иркутск, мне из Москвы переслали мой рояль.
/Снова звучит надрывно одна нота/.
Вообще этот рояль пережил очень много. Пришлось и ему попутешествовать. И однажды он упал и сильно разбился. У него лопнула дека. Образовалась большая трещина. Она и теперь есть.
/Снова надрывно звучит нота /
Когда я переехала в Москву, он пошел за мной. И вот он теперь стоит в комнате тихо и мирно. На нём играют мои ученики, а Алеша его иногда настраивает. Так что переживания его закончились благополучно…

Всю историю большой семьи рассказать в одной картине не возможно. В литературе поэтому и пишутся многотомные саги. А для экрана необходимо найти и выбрать всего лишь один эпизод который смог бы раскрыть судьбу и характер героя. И потому, история с роялем выбрана неслучайно.
Во время войны в доме хозяйничали чужие люди, а позднее Геккеры вернулись. Помог случай! Марселла учила английскому языку внуков Хрущева. И когда Хрущев получил власть, он милостиво распорядился вернуть дом Геккерам.  Опять в доме собралась вся семья.
Жил здесь и выдающийся пианист отец Юлия Анатолий Ведерников. К нему часто приезжал Святослав Рихтер. Они вместе музицировали. Всей семьёй играли в шарады, сочиняли веселые стишки.
Ольга вспоминает о муже. Однажды Анатолий сочинил экспромт:
Бруно долго кипятился,
И за то изжарен был.
Галилей же спохватился.
Охладев на время пыл.

Сестры забавно поют какую-то старинную народную песенку.
Внуки и правнуки Юлия Геккера разыгрывают веселые шарады. Олег играет на флейте. Жена Юлика Эльза пытается объяснить содержание его картин:
…Это всё жители нашей Клязьмы. Конечно, они немного шаржированы, но узнаваемы.
Юлик следит по губам, что говорит Эльза.
…Спрашивают, а есть ли какая-нибудь философия в твоих работах? Или это только жанр?
Юлик отвечает гортанным голосом:
Не философия, но идея всегда есть.
Мы видим большую картину, которую нарисовал Юлий Геккер, когда прочитал «Архипелаг Гулаг» Солженицына.
Эльза:
…Когда мы увидели первый раз эту картину, нам стало просто страшно. Здесь в аллегорической форме изображена вся история страны.
И мы дивимся необыкновенной фантазии художника. Это сказка о нашей жизни. Нам даже представляется, что в картине звучит своя трагическая музыка. Музыка Дома на Клязьме.
Самый длинный день в году и самый трагический в нашей истории клонился к вечеру. И дом, погружаясь в тень, кажется, поднимался ещё выше над округой, отражая  последние лучи солнца.
В гостиной зажгли свечи, дети пропели молитву «Отче наш…», и вся семья уселась за праздничный пирог.
Какие-то странные мысли бродили в моей  голове:
Семьдесят лет какая малость в истории. Время равнодушно вертит твоей судьбой, лишь изредка предлагая выбор. Но вот шаг сделан. Пусть даже не тобой, а предками. И надо выстоять, во что бы то ни стало. И плыть дальше по реке времени. Из века в век. Зачем? Кто знает. Но в этом сила и красота жизни. Сила и красота! В Евангелии от Матфея сказано:
… И пошел дождь, и подули ветры, и река устремилась на дом тот. Но он выстоял. Потому что основан, был на камне.
Над притихшей рекою звучит «Лунная соната»…

В общем, перед нами лежал интереснейший документальный материал. Открыла его автор Маша Бородина и вместе с Юрой Зерчаниновым они долго мучились над сценарием, пока однажды не пришла счастливая мысль. В семье всегда любили разыгрывать шарады, ставить домашние спектакли. И вот мы решили отпраздновать день рождения Дома. Пусть своеобразный документальный спектакль соединит и выстроит нам сюжет. Геккеры с радостью приняли эту идею и с удовольствием стали нам помогать. Между прочим, сам праздник мы так и не показали. Конечно, фильм был постановочный /не инсценировочный/. Но такое соединение репортажа и постановки меня не пугало. Пространство и время было определено. Даже зрительская  аудитория известна,  конечно, это должен был быть «интеллигентный» фильм, совсем не рассчитанный на массового зрителя. Поэтому он мог содержать «знаки» и «символы», понятные только посвященным. Но здесь я позволил себе сделать картину для «узкого» круга. Мне кажется, что она понравилась бы моей маме. А такого зрителя нельзя не учитывать в своём творчестве. Хотя бы раз в жизни…

С Л О В О

В начале было Слово, говорится в Библии. Но на экране вначале было Изображение. Слово вышло сначала в виде титра. Даже попыталось поиграть с изображением, это было в период «немого кино». Потом, когда в игровых картинах экран уже разговорился, документальные фильмы ещё долго оставались немыми. Пока не заговорил за кадром диктор, давая примитивные пояснения к картинке. Собственно говоря, в информации этим он занимается и до сих пор, правда при этом называется красиво автором или комментатором.
Конечно, тексты стали изощреннее, иногда даже блещут остроумием, но суть осталось прежней — слово «под картинку». Теперь, правда, чаще картинку под слово. Но само понятие «слова» в кадре или за кадром в системе информации осталось на том же примитивном уровне. В публицистику пришли «киты» из газет. Они уже позволяли себе за кадром такие загогулины, что зрителя иной раз брала оторопь от собственной необразованности. Чем крепче загогулина, тем ранг автора выше и гонорар больше.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32