Тексты пьес

Ученые пишут об акселерации. А мне казалось, что мои сверстники до сорока  ходят в коротких штанишках.
Что это? Выхлоп НТР? Послевоенная усталость? Не знаю.
Я шел к геологам, рыбакам, шахтерам. Всюду искал то состояние, которое позволяет человеку быть единым и перед собой и перед людьми.
Так снимались все мои репортажные фильмы. Цельность моих героев предопределялась моей собственной неслаженностью. Они были мое желание.
Потом захотелось разобраться в тех трудностях, которые в действительности испытывают первостроители. Так появился фильм «Романтики».
Это уже был проблемный репортаж. Я старался честно разобраться во всех недочетах организации больших строек. Разговор выходил острый. Потом мне за этот фильм попало. Я гордился, что помог моим романтикам критическими материалами. И, тем не менее, это был не мой путь. Я все-таки всегда хотел остаться с человеком с глазу на глаз, наедине…
«Романтики» — мой последний фильм в молодежной редакции.
Репортажные фильмы дали мне очень много. Они приучали ориентироваться в новой обстановке. Привили вкус к бытописанию. Но главное они выработали навык общения с людьми в присутствии камеры.
И все-таки я почувствовал, что в репортажах черпаю с поверхности факта. А хотелось идти вглубь. Но как?
В этот момент и подоспела работа над «Летописью полувека». Я выбрал сорок шестой год.

МИРНОЕ ВРЕМЯ
Почему я выбрал сорок шестой?
Это был «мой» год. По какому-то внутреннему настрою. Год, еще наполненный переживаниями только что окончившейся войны. Год, открывающий новое время. Самый противоречивый, выплеснувший наружу всю разноголосицу бытия, где все рядом, все вместе — радость и горе, ложь и правда, война и мир…
Кроме того, это время было в моей памяти, в моих ощущениях. Это была уже моя личная история. Значит, я мог решиться строить образ времени.
Конечно, построить свой образ на «чужой» хронике задача тяжкая, может быть, до конца не решаемая. Но пробовать можно.
Сначала я стал рассматривать хронику года в уже сложившейся манере «Летописи» — сюжет за сюжетом. Потом (на монтажном столе) не на киноскорости, а кадрик за кадриком. И вот тут-то и открылся неизвестный, не использованный еще материал. Кадрики, порой случайно, может быть, против воли их авторов, закравшиеся в сюжеты, вскрывали время изнутри, проходили трудные для тех лет редакторские барьеры.
Я с удивлением рассматривал выражение лиц людей, невидимое в монтажной фразе, но такое ясное в одном кадре. Я заглядывал людям в глаза/Второстепенные перебивки (как это было с футбольным репортажем) становились порой главным материалом для строительства эпизода в фильме.
Разбирая кадрики новогоднего сюжета, я и обнаружил своего клоуна.
У него была веселая маска и грустные глаза. И еще: он играл на трофейной губной гармошке… Мне показалось, что он смотрит на меня с того конца времени, хочет сказать что-то важное и не может.
Я хотел представить кинофакты в двух измерениях — как они подавались современникам и как выглядят с позиции наших дней.
В фильме звучали голоса радиодикторов того времени, читающих тексты того времени. Мужской и женский голос.
Я хотел показать то, во что я действительно верил. И то, во что я не верил никогда.
И здесь мне помогла музыка и мой клоун.
При этом хотелось, чтобы все компоненты шли не параллельно друг другу, а во взаимодействии. Тогда, мне казалось, и явится объемное, образное представление времени.
Москвин (Царь Федор Иоаннавич) в картине говорит такие слова: «Когда меж тем, что бело иль черно, избрать я должен — я не обманусь. Тут мудрости не нужно… тут по совести приходится лишь делать». Эти слова, произнесенные в том году великим артистом в последний раз, стали определяющими для фильма и в пластическом решении и в нравственном смысле.
По характеру художественного решения «Сорок шестой» — монтаж символов.
Я брал документ, выделял какой-то ведущий, с моей точки зрения, признак, укрупнял его всеми средствами и вводил в мозаику картины. Подчеркивал символику звуком или словом, иногда просто останавливал изображение. Действие, движение в этом случае давала композиция.
В композиции образно решаемой вещи должен быть определенный структурный принцип. В данном случае это был принцип противостояния.
Все эпизоды сложены таким образом, что они в монтажной схеме друг другу противопоставлены. Причем противостояние идет по всем линиям. Белое и черное, доброе и злое, смешное и горькое. В контрапункте часто находятся музыка и изображение, изображение и слово.
Внутри эпизода — мягкая стыковка кадров, обеспечивающая единство движения. Между эпизодами — жесткий стык. Монтаж-столкновение. Монтаж-противоборство. И в изображении и в звуке. Представляю объект как бы с лица и с изнанки.
В трагические минуты звучит бравурный марш. В разгар веселья слышна унылая губная гармошка…
На этой картине я понял всю важность конструктивных решений. Даже так: вне конструкции нельзя построить образ. В искусстве, как в жизни. Сложные организмы нуждаются в твердой скелетной опоре.
«Сорок шестой» — монтажный фильм. И все-таки в нем я высказался более полно, чем в сделанных до той поры съемочных картинах. Это была попытка исповеди. Как ни странно это звучит в применении к монтажному фильму.
Сценарий мы писали вдвоем с Юлией Толмачевой. Основные принципы структуры фильма наметили вместе заранее. Во всех наших поисках нас постоянно поддерживала редактор Людмила Лопато. Те уникальные письма и документы, которые представлены в картине, найдены ею в специальных архивах. Вообще наша маленькая группа, к которой присоединилась монтажер почти всех моих фильмов Наталья Захарская, была удивительно единодушна.
«Летопись полувека» делалась с особым энтузиазмом, и люди, поработавшие над ней, вспоминают это время с благодарностью. Для нас этот огромный многосерийный фильм стал своеобразной точкой отсчета на целое десятилетие. До сих пор, мне кажется, мы не исчерпали всех профессиональных открытий, сделанных в мастерской «Летописи».
Краткая запись по фильму «Год 1946 (Мирное время)».

Веселый новогодний базар на Манежной площади.
Автор:
- Война остановилась только что… И вот люди — люди, пережившие все это,— свои душевные силы направили в колею естественной, мирной жизни.
Нарядные дети пляшут вокруг елки в Колонном зале. Пляшут дети… И вдруг…
Грустный  клоун   остановил весь этот  праздничный галоп и заиграл свою песню на губной гармонике. И   пошли  другие   дети — нищие,   оборванные  дети войны.
Мальчик:
-Отца моего немцы убили, а мать умерла с голоду.
Разрушенный фонтан с детскими фигурками в Сталинграде.
Один за другим поднимаются со скамьи подсудимых главные военные преступники и заявляют:
— Не виновен.
— Не виновен!
— Не виновен!!!
Нюрнберг. Дворец Юстиции. Заседание Международного военного трибунала.
Советский обвинитель:
Господа судьи!  Я приступаю к своей вступительной речи, завершающей первые  выступления главных обвинителей на данном процессе, с полным сознанием его величайшего исторического значения…  Пришел день, когда  народы мира требуют справедливого возмездия и суровой кары для гитлеровских  палачей,  требуют сурового наказания преступников. Изможденные люди за решеткой концентрационных лагерей.
Автор:
Замучено семь миллионов человек. Семь миллионов… Перед лицом такого горя надо было восстановить самое право на человеческое счастье.
На   площади кружится карусель. Праздничная толчея.
Женский голос:
- На днях в Ленинграде открылась весенняя ярмарка. Посетителям предлагается широкий ассортимент товаров.
Кружатся разрушенные города, заводы в руинах…
Автор:
Гитлеровский генерал Штюльпнагель докладывал   своему фюреру:   «Промежуток в  двадцать пять лет — это такой срок, который потребуется России, чтобы восстановить разрушенное нами».
Выборы в Верховный Совет СССР. Голосуют известные люди.
Мужской голос:
- Партия  большевиков рассчитывает на доверие народа и на поддержку избирателями кандидатов блока коммунистов и беспартийных.
Голосует  за Советскую власть  патриарх всея Руси Алексий. Он в белом облачении. Колокольный    звон.    Стоят    разрушенные    храмы. Скорбно глядят лики святых мучеников.
Автор:
Орды  Гитлера не  только  грабили  и убивали. Этого им было мало. Чтобы поставить народ на колени, им нужно было разорить нашу историю.
Афиша московских театров. В Художественном театре идет «Царь Федор Иоаннович».

Москвин:
- Какой я царь? Меня, во всех делах, И с толку сбить и обмануть нетрудно. В одном лишь только я не обманусь: Когда меж тем, что бело иль черно, Избрать я должен — я не обманусь. Тут мудрости не нужно, шурин, тут по совести приходится лишь делать…
Фашистские сборища. Горят костры из книг.
Резкий переход к сессии Верховного Совета СССР.
Н. А. Вознесенский:
- Для осуществления быстрых темпов восстановления народного хозяйства у нас имеются все необходимые условия…
Поднимается разрушенный Днепрогэс.
Женский голос:
- В этом году мы будем праздновать день второго рождения гиганта советской энергетики. Возрождается Запорожсталь.
Мужской голос:
- Партия и правительство уделяют особое внимание возрождению гиганта металлургии.
Женский голос:
- На левом берегу Днепра разворачивается небывалая стройка. Весенние поля, израненные войною.
Автор:
Еще путались по  равнинам бесконечные траншеи,   горбатились   по   краям   полей железные «тигры». И сама земля еще грозилась войною.
На старых любительских   фотографиях — женщина-трактористка.
Дарья Гармаш:
- В деревню все-таки мало вернулось мужчин с фронта. Очень мало. На женщинах все равно бремя так и осталось. Машине профилактику делали обязательно, делали утром и вечером. Так что машины на износ никак не работали. А люди работали…
Демобилизация из рядов Советской Армии. Торжественные встречи воинов. Радость Победы. Горькие слезы Победы. Гремит бравурный марш. Замерли воины в объятиях своих родных и близких.
Автор:
Во время войны мы потеряли двадцать миллионов человек.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41