Тексты пьес

ИГОРЬ   БЕЛЯЕВ
спектакль документов

ОТКРОВЕНИЯ   СОВРЕМЕННИКА
На обороте:
В этой книге автор, с присущей ему иронией, раскрывает  опыт своей жизни и работы на телевидении за пятьдесят лет. Конечно, недалекому человеку она может не приглянуться. Но умный найдет для себя здесь много полезного.
Она читается легко и весело, несмотря на серьезные размышления.
Для профессионала телевидения  «Спектакль документов», возможно, станет настольной книгой. А для тех, кто хочет найти себя в нашем запутанном времени, она поможет разобраться в истории и поднимет настроение.

Благодарность спосору:
Автор выражает сердечную благодарность компании « Телефильм» и лично Юрию Васильевичу Мацюку за помощь и содействие в издании книги.

Обложка:

ИГОРЬ   БЕЛЯЕВ

СПЕКТАКЛЬ ДОКУМЕНТОВ
Откровения  современника.

Для оборотной стороны обложки:
БЕЛЯЕВ ИГОРЬ КОНСТАНТИНОВИЧ  — один из основателей эстетики телекино. Кинорежиссер, сценарист.
В течение десяти лет являлся художественным руководителем документальной студии творческого объединения «Экран».
Профессор, руководитель мастерской режиссуры ИПК работников телевидения и радиовещания.
Заслуженный деятель искусств России.
Лауреат Государственных премий СССР и РСФСР. Призер многих международных фестивалей.
Автор книг: «Спектакль без актера», » Введение в режиссуру», «Гибрид».
Член Союза кинематографистов России.
В творческой карточке Беляева более ста фильмов.

Наиболее известные фильмы Беляева за последнее время:

«Человек или Дьявол» /психологический портрет Сталина/,
«Русская трагедия» /восстание моряков Балтфлота против брежневского режима/,
«Жил-был фарцовщик» /драматическая история жизни молодого человека в советские времена/,
«Дураковина» /документальный фарс, снятый в старинном русском городе/.
«Молитва» /история немецкой семьи в России /,
“Наш Горбачев. Сегодня, десять лет спустя…”
“Подсолнух” — о юности Мстислава Ростроповича.
“Война Священная ” — 24 серии о Великой Отечественной войне.

Особое место в творчестве последнего времени занимает Кавказ.
Кинопортрет президента Ичкерии  Джохара Дудаева — «Дуки» /1991 год/.
Пять фильмов о первой чеченской войне /1997-1999/:                                         «Дорога в ад», «Собачий вальс», «Вся война», «Операция без названия», “Опаснее врага».
Три фильма о второй чеченской войне: «Настоящая война».
В 2001 году снята картина «Кавказский крест» — о современной русской
Армии, воюющей в Чечне /пять серий /.

ИГРА СУДЬБЫ

У времени на страже всегда дежурит современник.
Может быть, в общем виде это и верно. Но лично я рано почувствовал себя вне времени и пространства. Такой дискомфорт переживался мной болезненно и долго. Отчасти это получилось из-за той среды, в которой я находился, а может быть из-за времени, в котором жил. Я довольно долго искал себя, пока не обнаружил, что из состояния «невесомости» меня выводят документальные картины, которые я стал делать на телевидении. Вот почему режиссерское искусство для меня это не профессия, а способ существования, обретение радости бытия.
Я уже не могу сказать, кто кого выбрал – я телевидение или телевидение меня. Всегда главную роль играет его Величество – Случай. Иногда кажется, что История – сама по себе, а ты – сам по себе.
Для документалиста есть один толковый инструмент для работы. Это он сам. Со своей печенкой, селезенкой, мозжечком и сердцем. И только одна точка отсчета, на которую он может положиться с полным основанием. Это его личная жизнь.
Со стороны кажется, что он изображает мир  посторонний. На деле, хотя судьба, конечно, играет с человеком, но каждый сам находит своё кино. Вдруг оказывается, что время и человек совпали неслучайно. И поэтому получилась картина. И выстроилась жизнь. Разве не так? Грустил, бранился, а потом вдруг нашел своё дело и как-то приспособился.

ПРЕДЫСТОРИЯ

Обычно свою жизнь начинают с детства. Из него-то и выходит взрослый  человек. Или не выходит до самой старости. Если очень повезёт. Мое детство кончилось в войну. Я узнал о ней в первый же день, когда в Сокольниках стали водить в милицию всех, кто был в шляпах. Летом в шляпах могли ходить только шпионы, которых немцы забрасывали в Москву с самолетов. Папа пошел в магазин и принес «шматок» сала, грамм на восемьсот. В нашем доме обычно сало не ели и папа сказал, что нам хватит этого куска до конца войны. Потом немец собрался бомбить Москву, и нас с мамой отправили в эвакуацию, в город Чкалов (которого на карте сейчас нет, потому что он стал называться как прежде, по-немецки — Оренбург), где дядька был художественный руководитель драматического театра. А тетка естественно примадонна. Вот к ним-то мы и вселились. А то бы их все равно «уплотнили». В войну очень обострились родственные отношения, хотя к тёте в комнату просто так ходить было нельзя. И столовались они сами по себе, а мы сами по себе. Все равно скоро ввели карточки, и есть стало нечего, если не выменять на рынке какую-нибудь тряпку, на какую-нибудь крупу.
Мой папин брат к этому моменту пробрался в Ташкент, делал там резинку для трусов и присылал её нам, чтобы мы не сдохли. А папина мама — большая барыня до революции, — тащилась каждое утро на рынок, несмотря на свой тромбофлебит. Но главное, я вступил в пионеры и собрал с классом больше всех металлолома. Зимой все батареи лопнули, в квартирах  поставили «буржуйки», так почему-то назывались железные печки, а трубы отопления во всех домах валялись на лестницах. Мы их и свезли в школу.
Я уверен до сих пор, что именно из нашего металлолома сделали танки для победы над фашистами. Тогда я и получил свою первую благодарность, от старшего пионервожатого.
Еще мы ходили в госпиталь против драмтеатра, читали раненым стихи и штопали носки. А к празднику собрали деньги и притащили черного гипсового маршала Ворошилова в палату, правда, с отбитым носом.  Можно было купить на наши деньги целого Калинина. Но Михаил Иванович – всесоюзный староста, — был меньше по размеру и без формы. А зачем раненым невоенного Калинина? Ворошилова с отколупанным носом мы поставили на тумбочку перед мальчиком, у которого снарядом оторвало ногу. Мальчик плакал, тети санитарки шмыгали носами, а мы были счастливы и горды тем, что придумали такой ценный подарок к 7 ноября.
Учились мы в войну хорошо, плохих отметок нам не ставили, зачем обижать эвакуированных. А в классе почти все были беженцы. Хотя они вовсе и не бежали, а приезжали, как мы с мамой на поезде.
Потом, про войну я сделаю много разных картин. Но все они будут загораться от детских воспоминаний.
Когда живешь в эвакуации, о войне узнаёшь очень много. Но я хочу быть кратким и поскорее перейти к телевидению.
Телевидения в войну не было. Приемники у всех отобрали, газеты приходили не каждый день, все слушали «тарелку» радио. Немец пёр на Москву, и никто не понимал, почему это происходит, и что себе думает товарищ Сталин в Кремле. Однажды в газете вышла опечатка. В слове Верховный Главнокомандующий пропала буква «л» и получилось Верховный «Гавно-командующий». Все сказали, что за такие вещи надо расстреливать. Но я был против.
В диктантах я сам делал столько ошибок, что дома удивлялись, как это можно в слове «корова» перепутать две буквы. Хотя мой дядя до революции эту же корову писал через букву «ять». Об этом рассказывали в семье, когда свет не горел, а комнату освещала коптилка моего производства.
Это я вспомнил только через шестьдесят лет, когда придумывал фильм про Ростроповича, который тоже тогда делал коптилки, а его мама учила меня музыке в том же самом Чкалове.
После школы в основном я сидел у дядьки в театре. Вот откуда в меня прокралась эта «зараза». Вечером на спектакль детей не пускали, так что я смотрел пьесы в репетициях. С тех пор репетиции мне нравятся больше премьер. Потому что сразу видно, как из обыкновенного человека получается настоящий герой.
Все играли не в костюмах, а в шубах и валенках. Потому что театр замерзал.
Как Кутузов решил в Филях сдать Москву, я видел сто раз. Но Москву пока не сдавали, и бабушка написала в письме, что ни за что не сдадут. А маминой бабушке я верил больше всех.
Дядька-худрук рассказывал всегда один анекдот:
«Выходят бояре в «Борисе Годунове» на площадь все в ватниках и валенках.
Режиссер кричит:
- Эпоха не та!
- А питание та? — отвечают актёры».
Я так и не понял, почему все смеялись, хотя слышали этот анекдот тысячу раз.  Других анекдотов дома при детях не рассказывали.
В кино я тоже иногда ходил, а один раз кино приехало к нам домой. Стали снимать дядю, тетку, бабушку и меня. Мы складывали вещи в ящик и отправляли посылку на фронт. Тут я  понял, что такое настоящее документальное кино. Это когда режиссер всё выдумывает. А из жизни делают театр. Тётка гладила бельё, бабушка шила иголкой, которую и в руках никогда не держала, а я остервенело чистил новые валенки. Кстати, пленка сохранилась и правдивость моих слов можно проверить на экране. Дядька выпросил её «за бутылку» у киномеханика.
Это был первый знак судьбы.
Вернулись мы в Москву, когда война ещё не кончилась. Мой папа развозил по фронтам разных артистов, чтобы они поднимали дух у красноармейцев. Эти поездки и кормили нас всю войну. А потом была Победы и началась обыкновенная жизнь.
Всё, что было дальше особого интереса не представляет — обыкновенная биография московского мальчугана из обыкновенной московской семьи. Как мои родители писали в своих анкетах  — «из служащих».
Мама была пианисткой, а папа директором эстрадного театра «Эрмитаж», пока его не посадили. Оказывается, мой папа ухитрился быть резидентом  пяти иностранных разведок. Правда, скоро выяснилось, что это была сплошная «липа» и отца привезли домой на «эмке» и даже извинились. Но после этого случая он часто кричал по ночам во сне.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41