Скульптор
Диана Балыко
Действующие лица:
Владимир Петрович Никольский – скульптор
Оля — ученица скульптора
Тамара — жена скульптора
Леночка – дочь скульптора
Мефисто, он же кот, он же друг Никольского Александр Самохвалов, он же режиссер Игорь Орловский, он же бомж…
Действие первое
Сцена 1
Темнота. Тьма. Мрак. Тишина. Не видно ни зги. Вдруг ярко, напористо, самоутверждаясь, где-то протяжно завывает кот:
— Мя-а-а-у-у-у…
…и снова — тихо и темно.
Неожиданно сверкает молния и гремит гром.
Кот истошно воет и шмыгает в подворотню. Прямо из темноты, которая начала рассеиваться, двигается сгорбленная фигура человека, несущая на своих плечах Хаос.
Эффектная женщина встает со скамейки и, не оглядываясь, идет прочь. Юная девочка под разорванным куполом зонтика, вскрикнув, убегает. Проезжает мужчина на велосипеде. Заржав, мчится лошадь, стуча копытами по мостовой.
Все бегут прочь от человека, который несет на себе Хаос.
Этот человек — скульптор Никольский:.
Он сваливает Хаос с плеч и задумывается. Он явно не знает, что делать дальше с этой бесформенной кучей строительного мусора.
Звонок мобильного телефона.
Никольский: Алло.
В клубах пара появляется женщина, она одновременно говорит по телефону и усиленно драет щеткой подгоревшую кастрюлю.
Сцена 2.
Тамара: Ты собственно домой собираешься ваще тебя двое суток не было дочка уже и не помнит как папаша выглядит ваще от рук девица отбилась ты отец или где кто с ней по-мужски поговорит мне шкафчик кухонный повесить надо или к соседу идти почему я с рынка сама авоськи с продуктами волоку как лошадь ты ваще где?
Никольский: В мастерской, работаю… Слушай, а памятник Ленину на площади Независимости еще стоит или уже нет?
Тамара: Ты что ваще уже мозги пропил?
Никольский: А Колас на площади? А Горький в парке на скамейке?
Тамара: У тебя ваще не отслойка сетчатки началась а отслойка мозгов если ты идиот не приедешь сейчас же домой ваще я вызову скорую и тебя отправят в Новинки там тебе быстро объяснят где сидит Якуб Колас и почему ваще ты меня слышишь?..
Скульптор отключает телефон на полуслове. Он перебирает руками камни и песок, рассыпанные на полу в стиле японского паркового искусства.
Сцена 3
…В мастерскую нерешительно входит юная хрупкая девушка с огромными глазами.
Оля: Владимир Петрович?
Никольский: удивленно: Я-а.
Оля: Оля:
Никольский: Очень рад. (неловкая пауза)
Оля: Можно пройти? Я хочу с вами поговорить…
Никольский: Да, конечно. Может быть, я могу предложить вам чашечку кофе или чай?
Оля: Чай.
Владимир Петрович приносит на подносе чай и деликатным жестом приглашает Олю участвовать в чайной церемонии. Некоторое время они молчат, одинаково грея ладони о чашку чая.
Оля: Вкусно… С бергамотом?
Никольский, улыбаясь: С бегемотом, ага.
Оля встает, подходит к груде строительного мусора: Что это?
Никольский: Хаос. В начале был вечный, безграничный, темный Хаос. В нем заключался источник жизни мира. Все возникло из безграничного Хаоса.
Оля: И любовь?
Никольский: И любовь тоже.
Оля показывает на песок с камнями: А это?
Никольский: Это — море, камни – острова.
Оля: А где люди?
Никольский: Каждый человек – остров. Это – я. Это – вы.
Оля: А это ваша жена и дети?
Никольский: Да, у вас есть творческое воображение.
Оля: Владимир Петрович, подготовьте меня, пожалуйста, в Академию.
Никольский: В смысле?
Оля: Понимаете, это глупо так говорить, но вы – мой кумир…
Никольский: Не понимаю…
Оля: Я хочу быть скульптором.
Никольский: И?
Оля: В прошлом году я провалила экзамены на скульптуру. Пошла работать секретарем, только это все не мое…
Никольский: Ну?
Оля: Я все равно мечтаю ваять. И ищу Мастера, способного научить меня… м-м-м… летать.
Никольский: Как у Булгакова?
Оля: Что?
Никольский: Мастер и Маргарита?
Оля кивнула, отхлебывая чай из чашки: Да.
Никольский: Это все поэзия, милая девушка. Где вы видели мои работы? Что вы знает обо мне?
Оля: Я видела ваши работы с детства. Вы приходили к нам в художественную школу. Рассказывали о скульптуре. Мне было тогда лет семь. А потом на выставках, в городе, в каталогах, в Академии. Я чувствую ваши скульптуры. Они живые. Они дышат.
Никольский: Милая девочка, скульптура романтична лишь на пьедестале. А будни ваятеля в каменной пыли, в сломанных и обкусанных от бессилия ногтях. (Никольский смотрит на аккуратные наманикюренные пальчики девушки) Нет. Это творчество не для женщин…
Оля: Вы не понимаете. Я только вошла в мастерскую, и меня сразу словно током ударило: вот! Тут просто средоточие творческой энергии… Атмосфера.
Никольский: Оля! Девушке лучше стать актрисой или певицей. Вы так красивы… Наверное, я хотел бы вас вылепить. Вы когда-нибудь позировали?
Оля: Вы не понимаете… Я хочу быть скульптором. И я чувствую, что вы можете дать мне крылья, а я смогу…
Никольский: Хорошо. Я буду учить вас. Даже бесплатно. Но только если обнаружу способности. А если нет, то уж простите…
Оля: Я согласна.
Никольский: Приходите завтра. В это же время… Вас устроит?
Оля, уходя: Конечно, устроит. Спасибо, Владимир Петрович, спасибо.
Сцена 4.
Взволнованный Никольский меряет мастерскую шагами, останавливается перед надгробным пластилиновым барельефом молодой женщины. Это заказ. За него обещаны деньги. И сейчас творчество должно уступить место работе. Рядом с барельефом разбросан десяток фотографий улыбающейся женщины, которую сейчас предстоит лепить. Скульптор присаживается на круглый вертящийся стул, прикасается привычными движениями пальцев к пластилиновому лицу. Он начинает ваять. Лепит, поглядывая на снимки, отходит, чтобы заценить работу. В углу мастерской, в полутьме шевельнулась кошачья тень.
Мефисто: Что-то не то, Владимиррр Петррррович…
Никольский: Сам вижу… Чего-то не могу схватить…
Мефисто: Я понимаю, вы не знали покойницу. Но ведь вам дали столько фотогрррафий и времени.
Никольский: Она все время улыбается на снимках. А у меня другая задача – сделать серьезный образ.
Мефисто: Вам же за это платят.
Никольский: Естественно.
Мефисто: Так рррработайте.
Никольский: Она уже снится мне.
Мефисто: Быстрее, Владимиррр Петрррович. Памятник поррра ставить.
Никольский: Я стараюсь.
Мефисто: Господи, ну, нос-то поменьше сделайте.
Никольский резко сплющивает нос нервным движением пальцев. Кажется, что он сейчас просто сожмет в ладонях свою работу. Уничтожит барельеф. Но пальцы останавливаются.
Мефисто: Вот-вот, так гораздо лууучше. Мне почти нррравится. Как живая…
Никольский: Похоже, можно отливать. Вот, кажется, и заказ выполнил…
Скульптор поворачивается, но никого не видит. Мастерская пуста. Только в углу сидит Кот и вылизывает языком шерстку, слегка мурлыча.
Никольский: Странно.
Мефисто эхом: Ран-н-но говорить «стран-н-но». Му-у-уррр… Ничего стра-ан-н-ного нет. Мяу-у-у.
Никольский: Кто здесь, а-а?
Мефисто эхом: Я-а.
Никольский: Кто — я? (обходит мастерскую, но никого не видит).
Мефисто эхом: Я-а.
Никольский: Кто здесь я? Да, я тебя… не глядя!
Мефисто эхом: Бляди… Ляди… Яди…
Никольский: Кто здесь, а-а? (обоходит мастерскую).
Мефисто: Я. БелорусскоМЯУный кот Мефисто. Мяу.
Никольский: Кот?!
Мефисто: У вас пррроблемы со зрением, я знаю. Но со слухом-то все в порядке, Владимиррр Петрррович…
Никольский: Бли-ин, слуховые галлюцинации. Мда. Жена права. Пора лечиться.
Скульптор достает бутылку и наливает себе рюмку.
Мефисто брезгливо: Фу! Пьете всякую гадость. Почечной недостаточности вам, видимо, уже мало. Хочется еще и церрроз получить.
Никольский: Не ваша забота. Пью на свои — не на чужие. (Выпивает залпом, наливает себе еще).
Мефисто: Оно и видно. Даже на приличный напиток не хватает.
Мефисто подходит к скульптору, берет в руки бутылку, смотрит ее на просвет. Морщится и выливает содержимое в тазик, стоящий под боком.
Никольский: Ты что делаешь, гад?
Мефисто: Забочусь о вашем здоровье, Владимиррр Петрррович.
Никольский: Так, это уже переходит всякие границы. А ну, пошел вон из моей мастерской! Где ты? Как там тебя — Мефисто? Кс…кс…кс…
Никольский наклоняется, снимает тапок, как будто хочет наподдать Коту… Но Кот куда-то исчезает. Скульптор становится на четвереньки, заглядывает под кусок ткани, прикрывающий незаконченную работу. Кота нигде нет.
Никольский: Что за черт! Или мне все это мерещится, черт?!
Мефисто: Черррт всегда со мной.
Никольский: Где ты прячешься? Выходи, гад!
Мефисто эхом: Ррад, рррад… Рррад меня видеть? Дррраться не будешь?
Никольский примирительно: Не буду.
Мефисто: Ладно. Поверю на слово. (Появляется). Вот вам настоящий фррранцузский коньяк. За счет фирррмы.
Он ставит перед скульптором новенькую фирменную бутылку.
Никольский: Чудеса! А зачем ту бутылку было выливать? Между прочим, на последние купил.
Мефисто: Эх, Владимиррр Петрррович! С вашим-то даррром не такую жизнь вы заслуживаете.
Никольский: Я не жалуюсь.
Мефисто: Мало того, что семью корррмить нечем — скоро совсем ослепните. Все отверррнуться от вас, ррруки не подадут. (пафосно) В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвррратишься в землю, из которой ты взят, ибо прррах ты и в прррах возвррратишься. Это прро вас сказано. Я хоть не согласен со стариком по многим вопросам, но прро вас он веррно сказал. В прррах возвратишься!
Никольский: Все там будем.
Мефисто: Мурр-мурр-мурр. Святая пррростота. Святая наивность. Не все. Ладно, так уж и быть. Хочу предложить вам, Владимиррр Петррович, очень выгодный заказ.
Никольский: Кот! Ты хочешь заказать памятник себе на могилу?
Мефисто: Зачем же на могилу? Я, к вашему сведению, бессмерртен.
Никольский: Бессмерртен?
Мефисто: Да. Но не об этом речь сейчас. Я хочу, чтобы вы изваяли памятник Коту с большой буквы, так сказать.
Никольский: С большой буквы? Ростом с тебя?