Про баб
МИХАИЛ БАРАНОВСКИЙ
ПРО БАБ
пьеса
Действующие лица:
Илья
Алик
(друзья с детства, им немного за сорок)
Друзья крутятся на кухне.
АЛИК. Ну, как ты? Чем занимаешься?
ИЛЬЯ. Да ничего… Жду месседжа.
АЛИК. В каком смысле?
ИЛЬЯ. В разных смыслах. Вот, бывает, жду понедельника. Думаю, вот в понедельник мне придет месседж. А бывает четверга… Потом марта… Кажется, в марте обязательно будет месседж. Кажется, когда же, если не в марте? Потом жду мая… Потом жду следующего года. Понимаешь, вот уже за сорок, а месседжа все нет… Все эти мысли меня угнетают.
АЛИК. Понимаю. Меня угнетают практически любые мысли. В следующей жизни я хотел бы родиться каким-нибудь моллюском без единой извилины в голове, но с собственным домиком. (Достает из рюкзака бутылку.) Месседжа у меня для тебя нет, а вот водочки — привез.
ИЛЬЯ. Что у меня водки нет, что ли? У меня и текила есть. Пьешь текилу?
АЛИК. Ну, ты ростовской-то водочки давно не пил?
ИЛЬЯ. Да что ж я ее различаю, думаешь? Ростовская-московская… Без разницы.
АЛИК. Нет, ростовская сладкая! Она же с Родины.
ИЛЬЯ. Я все равно буду текилу.
АЛИК. Какой-то ты не патриотичный.
ИЛЬЯ. Чем закусим: есть пельмени и яйца?
АЛИК. Ты ел когда-нибудь сашими из омара?
ИЛЬЯ. Нет.
АЛИК. Это что-то. В Эмиратах попробовал. Дорого безумно, но вкусно, ты себе не представляешь!
ИЛЬЯ. Представляю. Я вообще люблю всякие морепродукты.
АЛИК. Да! Устрицы с соусом или просто с лимончиком! И с белым вином хорошим. Красота!
ИЛЬЯ. Я на новый год с девушкой был в Париже. Зашли в один греческий ресторан, кажется, на Монмартре…
АЛИК. Слушай, красиво живешь: девушка, Париж, Монмартр, греческий ресторан…
ИЛЬЯ. Ну да, и девушка, и Париж, а… Да нет, все хорошо, просто замечательно, но… Как бы тебе сказать… Ну, не почувствовал я того, на что рассчитывал.
АЛИК. А на что ты рассчитывал?
ИЛЬЯ. Не знаю… на какие-то всполохи счастья, какие-то протуберанцы…
АЛИК. А протуберанцев не было…
ИЛЬЯ. Не было. А как-то утром посмотрел на Эйфелеву башню, а она похожа на большую опору линий электропередач… И во мне совсем, как будто перегорело что-то.
АЛИК. В общем, не готов ты увидеть Париж и умереть?
ИЛЬЯ. Не готов.
АЛИК. Ну, это возраст, старик, чувства притупляются… Так девушка, говоришь, есть?
ИЛЬЯ. Есть.
АЛИК. А я как раз хотел тебя познакомить с одной женщиной: красивой, умной, доброй… Ну, раз девушка…
ИЛЬЯ. Так бывает: чтобы и красивая, и умная, и добрая?
АЛИК. Бывает. Но у нее есть один недостаток.
ИЛЬЯ. Ну вот, я так и знал. Какой недостаток?
АЛИК. Она уже была твоей женой.
ИЛЬЯ. А… Ну, это уже давно проехали.
АЛИК. Ну, проехали, так проехали… Так и что греческий ресторан?
ИЛЬЯ. Королевские креветки на гриле с чесночным соусом. Никогда не ел ничего подобного.
АЛИК. Ну, свари пельменей, что ли… Помнишь, как ты всыпал живых раков в стиральную машину активаторного типа. Что ты там хотел? Помыть их побыстрее? Ты помнишь эту отвратительную кашу? И главное, потом с таким умным видом говорит: «Режим отжима надо было отключить».
ИЛЬЯ. Да. Бедная мама. Она чуть меня не убила.
АЛИК. Ладно, хорошо. А что за девушка?
ИЛЬЯ. Сейчас я тебе фотографии покажу. Только вот пельмени поставлю.
АЛИК. Ну, ты пока так, на словах.
ИЛЬЯ. Ну, такая – молодая, дурная…
АЛИК. Красивая, наверное?
ИЛЬЯ. Красивая.
АЛИК. Ревнуешь ее ко всем, да?
ИЛЬЯ. Да нет.
АЛИК. Так, чего ж ты ее никому не показываешь?
ИЛЬЯ. А кому я должен ее показывать?
АЛИК. Мне, например. Слушай, ты Тимку же знаешь? Ты жену его помнишь?
ИЛЬЯ. Тумбочка такая…
АЛИК. Ты ее давно не видел. Это уже не тумбочка, это уже целый шифоньер. Килограммов сто тридцать. Злая, как собака. Так он ее ревнует. Не знаю… Представить себе не могу, кто на нее может польститься. Хотя, может, есть в этом какой-то кайф: такого зверя завалить. Он ее ревнует! Представляешь!? Считает, что она спит с водителями…
ИЛЬЯ. Зачем ты мне это рассказал?
АЛИК. Да так, просто.
ИЛЬЯ. Ты на что-то намекаешь?
АЛИК. Ни на что я не намекаю. Ставь свои пельмени.
ИЛЬЯ. Хочешь сказать, что если уж за этот шифоньер нельзя быть до конца уверенным, то, что уж говорить о молодой и красивой?
АЛИК. Ничего я не хочу сказать, просто вспомнилось и все. Что ты дерганый такой? Ставь свои пельмени, и давай выпьем.
ИЛЬЯ. Давай.
АЛИК. Чего-то ты скис как-то.
ИЛЬЯ. Да, нет. Ты прав, конечно. Все врут, все изменяют, а ты надеешься, что с тобой такого не случится… Что твоя девушка, твоя жена будет тебе верна до гроба. Бред…
АЛИК. Ну, может, тебе, действительно повезет. Бывают же, наверное, исключения.
ИЛЬЯ. Исключения… Да нет. Нет никаких исключений. Нет иллюстраций из жизни, понимаешь? Можно даже не рыться в памяти, не вспоминать. Эти знакомые, те знакомые… У всех что-нибудь да было.
АЛИК. Это да… Что называется, за примерами далеко ходить не надо.
ИЛЬЯ. Не надо.
АЛИК. Вот мне отец говорил: у нее глаза такие… видел я такие глаза. Ты на ней не женись. Делай, что хочешь, только не женись. Тебе придется сразу после месячных приковать ее наручниками к батарее и держать так, пока не забеременеет. Только в этом случае, будешь уверен, что ребенок твой. Даже в магазин нельзя выпускать, даже мусор вынести… Никуда… Удивительно беспечный человек: когда ее привезли в родильное отделение, она до последнего разгадывала кроссворды… Я лет десять мучался – гадал: мой ребенок – не мой. А потом уже было все равно. Хотя по числам не складывается. У него сорок восьмой размер обуви, выше меня на голову. Ну, в кого? Скажи, в кого? Хотя это уже не важно. Но по числам не складывается.
ИЛЬЯ. Брось, похож он на тебя, как две капли воды!
АЛИК. Похож… Но по числам не складывается. Мне говорят: сейчас по ДНК анализ можно сделать. Все точно определят. Но зачем? Как я с этим жить буду, если что?
ИЛЬЯ. Не нужны никакие анализы… Папу, конечно, надо было послушать. А анализы делать не надо.
АЛИК. Вот вспомнил! Федорчуков знаешь? Федорчуков!? Ну не важно. Оба жирные такие, а он вообще давно уже без зеркала свой член не видел. Да что там член — вообще не знает в трусах он или нет. Там такие жировые отложения, такие складки – под ними не то, что трусы – пол гардероба потерять можно. Не думаю, что они друг другу изменяют. Ну, как? Хотя… Кто знает?
ИЛЬЯ. Ну, давай, за встречу. А то пока они сварятся. Давай, чтоб нам не изменяли. Чтоб вот нам… не изменяли.
АЛИК. Давай. Пусть всем изменяют, а нам нет. Потому что мы самые лучшие.
ИЛЬЯ. Думаешь?
АЛИК. Уверен.
ИЛЬЯ. Откуда знаешь? Сколько раз мне говорили, нашептывали, что я самый лучший, самый замечательный, самый сексуальный, а я каждый раз думал: ну-ну… Лежал и рассматривал паутину на люстре.
АЛИК. Ладно, хватит про баб. Закрыли тему.
ИЛЬЯ. Закрыли.
Некоторое время молчат.
АЛИК. А я вот читал, что один половой акт заменяет часовую пробежку. Представляешь? Это сколько же мы с тобой километров намотали, не вставая с постели.
ИЛЬЯ. А главное – на спортивную форму тратиться не надо.
АЛИК. Нет, старик, спортивная форма обошлась бы дешевле. Тут мы с тобой ничего не сэкономили.
ИЛЬЯ. Да. Мне тут один знакомый как-то сказал: «Ты знаешь, я понял: из всех женщин самая дорогая для меня – жена… Все эти любовницы, бляди и проститутки — все равно обходятся дешевле».
АЛИК. О, кстати, про проституток. К нам тут недавно приезжали депутаты из Москвы. И надо было им какую-то культурную программу организовать. Я пошел в одно «Брачное агентство». Там такая тетя показывает фотографии красивых теток и спрашивает так, с прищуром: насколько серьезные, типа, меня интересуют отношения? Говорю: очень серьезные меня интересуют отношения! Серьезней не бывает, — говорю, — причем, сразу с тремя.
Ну, выбрал я: две – так себе, но одна — Лиза. Такая Лиза! Ты бы видел! Обалдеть! Рыжая с раскосыми глазами. Лет двадцать. Фигура потрясающая. Формы… Такие формы. Все натянуто, как на барабане. Кожа… такая кожа. Я потом с ней отдельно встречался, уже без депутатов. Правда, облажался, конечно, по полной программе. Главное, нажрался и ей звоню. Вот прямо вожжа под хвост – и звоню, договариваюсь, всё… Меня тошнит, я выпиваю литр томатного сока залпом. Почему-то так показалось, что томатный сок мне поможет и еду, значит, к ней на встречу. Уже подъезжаю, и тут звонит мобильный, беру трубку – она. Говорит: ну, где же ты? Я открываю дверь, выхожу из машины, говорю: да вот же я! И блюю ей по ноги литром томатного сока – кроваво и безжалостно.
ИЛЬЯ. Пельмени, кажется, уже готовы. Ты со сметаной или с маслом?
АЛИК. Я с текилой.
Илья накладывает пельмени.
ИЛЬЯ. А я тут как-то был на дне рождения у одного кэгэбэшника. Сидим у него дома, выпиваем. Хорошо выпиваем, много. Ближе к ночи кэгэбэшник заявляет: а не пора ли нам перейти границы приличий? И тут одна барышня говорит: я сейчас. И выходит куда-то из-за стола. Мы сидим, продолжаем выпивать. А она появляется в хозяйском кителе, кэгэбэшном, с полковничьими погонами, а под кителем – ничего. Выводит меня и еще двоих из-за стола, выстраивает в шеренгу, снимает с нас штаны, становится на колени и делает нам минет. Остальные гости сидят за столом, как в театре — выпивают, закусывают и за всем этим наблюдают. Все, конечно, уже в хлам, но все равно — страшно неудобно. А что делать? Полковник грозным таким басом кричит: «Только на китель не кончайте! На погоны не кончайте!».
АЛИК. Да… Содом и Гоморра – города-побратимы. Ну, давай выпьем за любовь. Текила – замечательная. И вот это сочетание лимона, соли и текилы – просто фантастика.
ИЛЬЯ. А мне больше нравится, как текила с пельменями сочетается.
АЛИК. Да и так неплохо. Никто ведь и не борется за чистоту идеалов.
ИЛЬЯ. В жопу идеалы!
Чокаются и выпивают.
АЛИК. Жизнь прекрасна и удивительна! Тащи фотографии.